Рассматриваются альтернативы уголовному наказанию в виде реального лишения свободы в России. На основе официальных данных открытой судебной статистики анализируется практика применения отдельных мер уголовно-правового характера, делается вывод об отсутствии в отечественном уголовном законодательстве реальных альтернатив этому виду наказания. С учетом количественных и качественных показателей, характеризующих осужденных, актуализируется положение об ограниченных возможностях уголовного закона и практики его применения в существенном снижении числа реально лишаемых свободы. Сделан вывод, что бить тревогу по поводу количественных показателей реально лишаемых свободы нужно будет лишь тогда, когда эта мера уголовно-правового характера будет, во-первых, назначаться качественно иному, чем сегодня, контингенту лиц, совершивших преступление, а во-вторых, когда она будет исполняться в иных, чем сегодня, условиях. С этой точки зрения сокращение количества осуждаемых к лишению свободы в современных условиях видится нам только в одном случае: за счет лиц, осуждаемых за совершение впервые преступлений небольшой тяжести. Количество таких лиц весьма незначительно.

В статье представлена специальная методология социологии уголовного права, направленная на установление параметров общественного восприятия справедливости назначаемых судами наказаний. Принято считать, что мы столкнулись с кризисом чрезмерной криминализации: наше уголовное право стало хаотичным, беспринципным и чрезмерно экспансивным, при этом попытки сделать уголовное право упорядоченным, принципиальным и сдержанным предпринимаются практически в каждом уголовно-правовом исследовании, однако значение этих попыток для законотворчества сегодня ничтожно. Традиционное направление исследования уголовной политики упирается в отсутствие концепции реформирования уголовного закона, последние теоретические модели подобных концепций также не были востребованы законодателем. Можно сделать вывод о том, что основной концепцией современной политики государства является именно отсутствие такой концепции. Исследование общественных знаний показало, что общественность мало что знает о преступности, как и о системе реагирования на нее, включая статистику: уровень преступности, уровень рецидива и средние сроки наказания.

Одним из направлений обобщающего определения понятия судимости (помимо институционального) является отнесение ее природы к классу юридических фактов. Под судимостью понимается юридический факт срочного характера, возникающий как следствие совершенного преступления, который влечет уголовно-правовые и общеправовые последствия для осужденного и выражается в обвинительном приговоре суда при назначении наказания. Когда судимость имеет значение квалифицирующего признака состава преступления либо учитывается как признак рецидива преступлений при назначении наказания, а также и во всех других случаях, когда она оказывает влияние на применение отдельных статей УК, судимость выступает как факт однократного действия (учитывается только при осуждении лица за совершение им нового преступления и назначении ему наказания обвинительным приговором суда).

Осуждение и наказание лица обвинительным приговором суда, являясь фактом однократного действия, влечет возникновение юридического факта непрерывного действия (состояния) — наличия судимости

Статья посвящена критическому анализу уголовно-правового института судебного штрафа. С использованием статистических данных и материалов судебной практики рассмотрены: проблемы, возникающие у судов при решении частных вопросов, связанных с определением размеров и сроков уплаты судебного штрафа; трудности, вытекающие из формулировки основания освобождения от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа; природа и значение судебного штрафа. Высказано предположение, что посредством института судебного штрафа государство стремится пополнить бюджет, а обвиняемый (подозреваемый) — избежать судимости. Предложено решать эти задачи через обещание досрочного снятия судимости в случае добровольной и своевременной (заблаговременной) уплаты штрафа, назначенного в качестве уголовного наказания.

В статье предлагается считать преступную деятельность самостоятельным видом сложных единичных преступлений, имеющим отличные от других видов сложных единичных преступлений правила квалификации. Рассмотрены три вида преступлений, в которых может существовать преступная деятельность, произведено их сопоставление с продолжаемыми и длящимися преступлениями. Обращено внимание на особенность умысла в таких преступлениях, которая предопределяет единый подход к их квалификации. Отдельное внимание уделено вопросу моментов их фактического и юридического окончания, а также времени совершения, исследование которого является необходимым при применении обратной силы уголовного закона. Обсуждена возможность покушения при совершении преступлений, относящихся к каждой из трех групп. Сформулированы правила квалификации преступной деятельности, отличные от правил квалификации других сложных единичных преступлений, основным из которых является то, что для преступной деятельности характерно увеличение степени общественной опасности, способное изменить квалификацию преступления в рамках одной нормы уголовного закона в процессе его совершения.

Множественность лиц в преступлении не рассматривается в российской науке уголовного права как самостоятельный уголовно-правовой институт. Необходимость рассмотрения множественности лиц в преступлении в этом качестве обусловлена тесной взаимосвязью различных видов множественности, вследствие чего требуется их комплексное изучение для выявления сущностного содержания каждого вида, определения критериев их разграничения и совершенствования механизма уголовно-правовой оценки совместной преступной деятельности. Настоящее исследование не предполагает детального исследования каждого из видов множественности лиц в преступлении и может рассматриваться в качестве теоретической постановки проблемы для дальнейшего ее изучения. Предлагается одноуровневая система классификации множественности лиц в преступлении: соучастие в преступлении, участие в преступном объединении, специальное ролевое сообщничество, двусторонние преступления, неосторожное сопричинение, прикосновенность к преступлению. Определены основные критерии дифференциации различных видов множественности лиц в преступлении.

В статье анализируются формы причастности нескольких лиц к совершению преступления, сердцевиной которых признается соучастие в преступлении. Приводятся различные наименования родового понятия, объединяющего указанные формы, а также перечисляются выделяемые в науке конкретные формы, при которых наблюдается объединение нескольких человек в связи с совершением преступления. Особое внимание уделяется анализу неудавшегося соучастия, его отграничению от соучастия, неоконченного соучастия и соучастия в неоконченном преступлении. Подробно анализируются формулы квалификации указанных правовых явлений. Приводятся примеры приговоров, в которых неправильное изложение формул квалификации влекло изменение судебных решений. В качестве дискуссионного вопроса исследуется существование неоконченного соучастия в оконченном преступлении и неоконченного соучастия в неоконченном преступлении. Делается вывод о необходимости нормативной фиксации хотя бы отдельных — наиболее проблемных форм причастности нескольких лиц к совершению преступления и регламентации правил их уголовно-правовой оценки в законе.

В статье уделено внимание определению понятия и признаков соучастия особого рода. Исходя из основных черт, присущих такому соучастию, сделан вывод, что к sui generis относятся наиболее опасные организованные формы соучастия: организованная группа и преступное сообщество (преступная организация). По причине того, что сам факт объединения нескольких лиц в указанные преступные группы представляет серьезную общественную опасность, законодатель посчитал необходимым запретить создание организованной группы или преступного сообщества, руководство, а равно участие в них в так называемых специальных нормах Особенной части УК РФ: ст. 205.4, 208, 209, 210, 282.1. Специфика данных норм о соучастии заключается в том, что именно в них можно увидеть характерные черты, присущие соучастию особого рода. В проведенном исследовании выявлены сходные черты между соучастием особого рода и организационной преступной деятельностью, самостоятельная ответственность за которую также установлена в статьях Особенной части УК РФ. Организационная преступная деятельность является понятием более широким и включает в том числе ответственность: 1) за организацию конкретных преступлений либо за организацию незаконной (деструктивной) деятельности (ст. 110.2, ч. 4 ст. 205.1, ч. 1 ст. 212, ч. 1 ст. 232, ч. 1 ст. 241, ст. 279, ч. 1 ст. 322.1 УК РФ); 2) за организацию деятельности различных объединений, в отношении которых есть решение о ликвидации (запрете) либо признание их нежелательными (ст. 205.5, 239, 282.2, 284.1 УК РФ).

Статья посвящена проблеме избыточной квалификации по совокупности преступлений множественного убийства. Автор показывает эволюцию признака «убийство двух и более лиц», проводит его соотношение со смежными отягчающими уголовную ответственность обстоятельствами, исследует спорные вопросы уголовно-правовой оценки покушения на убийство и убийства при отягчающих обстоятельствах как самостоятельных деяний.

В заключение предлагается новая редакция положений Пленума Верховного Суда РФ относительно убийства двух и более лиц как оконченного преступления.

В статье разъясняется для российского читателя учение о причинной связи в уголовном праве Англии. На этой основе делаются выводы: 1) предложенное в российской теории сведе́ние причинной связи к condition sine qua non нецелесообразно; 2) концепция вины не позволяет ограничить круг уголовно наказуемых деяний разумными пределами; 3) английское понимание причинной связи в уголовном праве слишком несовершенное, сложное и казуистичное, чтобы его можно было использовать для заимствования, трактовка причинной связи в конкретных делах представляется слишком широкой; 4) разумной основой в английской доктрине является понимание того, что причинную связь нельзя понимать в контексте сугубо механистическом, понимание причинной связи непосредственно затрагивает уголовную политику и нравственность; 5) «предосудительность» деяния представляется лучшим признаком юридически значимой для уголовного права причинной связи, нежели его «опасность» (как предложено В. Н. Кудрявцевым).

В статье анализируются составы ненасильственных сексуальных преступлений, ответственность за которые предусмотрена действующими нормами Уголовного кодекса Турецкой Республики. К их числу отнесены: сексуальный акт с несовершеннолетним (ст. 104), сексуальное домогательство (ст. 105) и непристойные действия (ст. 225). В законодательстве Турции отсутствует легальное определение сексуального акта и сексуального домогательства. Тем не менее на основе сложившейся правоприменительной практики и системного толкования норм уголовного закона турецкая доктрина выработала соответствующие определения. В качестве сексуального акта следует рассматривать вагинальные (введение полового члена во влагалище) и анальные (введение полового члена в анальное отверстие) сексуальные контакты. Сексуальным домогательством надлежит признавать направленное на удовлетворение сексуальной потребности поведение, исключающее непосредственный физический контакт с потерпевшим. Учитывая характеристику объекта посягательства, такое поведение должно быть явным и очевидно нежелательным для потерпевшего.

Статья посвящена исследованию актуальной в отечественной теории уголовного права проблеме отграничения мошенничества с использованием электронных средств платежа от смежных составов преступлений. На основе анализа обстоятельств законодательного определения ст. 159.3 УК РФ, имеющихся точек зрения в науке уголовного права и материалов правоприменительной практики выделяются критерии отграничения исследуемого вида мошенничества от смежных составов преступлений. В статье обосновывается, что объективная сторона мошенничества с использованием электронных средств платежа предполагает наличие обмана или злоупотребления доверием; характеризуется использованием электронных средств платежа; последнее заключается не в простом обеспечении транзакции, а направленностью действий виновного на введение в заблуждение потерпевшего относительно составления, удостоверения и передачи распоряжения в целях осуществления перевода денежных средств в рамках применяемых форм безналичных расчетов с использованием информационно-коммуникационных технологий.

Уголовно-правовое противодействие преступлениям в сфере оборота средств платежей обеспечивается в рамках реализации всего комплекса мер по противодействию экономической преступности. Особенностью уголовно-правовых норм, регулирующих рассматриваемую сферу, является использование в них категорий, нормативно регламентированных иными отраслями права, что требует от правоприменителя выделения значимых признаков состава преступления. Настоящая статья посвящена актуальным вопросам уголовно-правовой защиты оборота средств платежей. Анализируются особенности и характеристики предмета преступления, предусмотренного ст. 187 УК РФ. Приводится критический анализ конструкции уголовно-правовой нормы. Автор приходит к выводу, что изменения диспозиции ст. 187 УК РФ, обусловленные совершенствованием отраслевого законодательства, вызывают определенные трудности в правоприменительной практике. Во многом это обусловлено инновационным характером общественных отношений, защита которых обеспечивается данной уголовно-правовой нормой, не получивших еще соответствующего всеобъемлющего правового регулирования. Сформулированный в ст. 187 УК РФ правовой механизм в целом позволяет обеспечить противодействие современным угрозам в данной сфере, в то же время в целях обеспечения ясности, четкости, недвусмысленности данной правовой нормы целесообразно внести в нее соответствующие коррективы.

Налоговые преступления наносят вред всей бюджетной системе государства, под угрозу ставится экономическая безопасность Российской Федерации. Конституцией РФ закреплена обязанность платить установленные законом налоги и сборы. Уклонение от их уплаты может рассматриваться в качестве налогового, административного правонарушения или преступления, в зависимости от того, насколько существенным это нарушение является для общества и государства, насколько велика степень общественной опасности. Верное установление признаков исполнителя налогового преступления — важный и сложный вопрос при квалификации преступлений, совершенных групповым способом. Проблемы правоприменительной практики в первую очередь связаны с определением характерных полномочий, от наличия которых всецело зависит выполнение объективной стороны преступления. В данной статье анализируются последние новеллы, связанные с изменением порядка возбуждения дел о налоговых преступлениях, и их возможное влияние на сложившуюся правоприменительную практику.

Рассмотрены дискуссионные вопросы об отраслях и системе российского права. Показано, что формирование новых отраслей права будет сочетаться с процессом выделения внутри самих отраслей подотраслей права. Однако, помимо появления самостоятельных отраслей права, а внутри них — подотраслей, неизбежен процесс возникновения комплексных отраслей права. Сделан вывод о том, что признаками комплексной отрасли права обладает антитеррористическое право, часть норм (положений) которого можно считать подотраслью уголовного права. Основаниями или критериями выделения данной подотрасли уголовного права предлагается считать наличие: международных норм, образующих основу для сотрудничества в противодействии определенной группы однородных (террористических) преступлений; соответствующего профильного федерального закона о противодействии им; относительно большого количества норм как в Общей, так и в Особенной частях УК РФ, посвященных указанной группе преступлений; противоречивых положений, содержащихся в нормах УК РФ и профильном законе, требующих их исследования в совокупности, в рамках одной подотрасли права.

Одним из средств противодействия терроризму является уголовное право, и эффективность этого противодействия зависит в том числе от качества уголовно-правовой нормы о террористическом акте. Между тем качество ст. 205 УК РФ вызывает нарекания.

Прежде всего, ответственность за террористический акт неосновательно приравнена к ответственности за угрозу его совершением. Следует развести террористический акт и угрозу его совершения по разным нормам и установить за них разные по строгости наказания. Оценочный признак «значительный имущественный ущерб» в УК РФ по-разному определяется в составах различных преступлений либо не определяется совсем. Он не выражает повышенной степени общественной опасности террористического акта и не может характеризовать его объективную сторону ни как потенциальное (ч. 1 ст. 205 УК), ни как реальное (п. «в» ч. 2 ст. 205 УК) последствие этого преступления. Его целесообразно заменить такими признаками, как катастрофы и крупные аварии.

В статье представлено исследование на актуальную тему уголовно-правовой охраны биологической безопасности Российской Федерации. Дается краткая характеристика биологического оружия как предмета и средства преступного посягательства, приводятся примеры оценки данного понятия со стороны научного сообщества, анализируются проблемы установления уголовной ответственности за использование указанного вида оружия или его компонентов в качестве средств совершения преступлений. Законодательные формулировки уголовно-правовых запретов деяний, совершающихся по поводу или с использованием биологического оружия сравниваются с доктринальным подходом к уяснению их содержания. Обращается внимание на необходимость изменения сложившегося толкования положений ч. 2 ст. 356 УК РФ, отмечается, что законодатель не всегда учитывает повышенную опасность применяющихся при совершении преступления опасных биологических материалов. В результате исследования делается вывод о том, что современное законодательство в части применения или использования различных биокомпонентов нуждается в совершенствовании.

Дефекты законодательного описания признаков криминального нарушения требований охраны труда выступают одной из детерминант указанного вида преступности. Цель статьи — определение оптимальных законодательных формулировок ст. 143 УК РФ, адекватное легальное описание генерирования вредных изменений в объекте охраны и разрешение тем самым вопросов квалификации содеянного. Задача — проанализировать описание признаков составов преступлений, предусмотренных ст. 143 УК РФ, с позиций эффективной защиты трудовых прав уголовно-правовыми средствами, а также разрешить в связи с этим проблемные вопросы правоприменения. В ходе анализа отмечается, что ст. 143 УК РФ не в полной мере отвечает принципу правовой точности уголовного закона, что может вводить в заблуждение правоприменителя. В результате предложены конструкции, определяющие идентификаторы потерпевшего, субъекта преступления с его обязанностями, неисполнение которых приводит к преступным последствиям, а также подход к квалификации неосторожного сопричинения.

Формирование концепции защиты животных в России признается важным направлением регулирования взаимоотношений человека и окружающего мира. Вопросам ответственности за посягательство на животных уделяется достаточно пристальное внимание как на международном, так и на национальном уровнях; они активно обсуждаются и специалистами, и общественностью. Особое внимание при этом уделяется уголовно-правовым мерам. Они, к сожалению, не отличаются совершенством, отчасти в силу использования законодателем множества оценочных категорий (животное, жестокое обращение с ним, малолетний, увечье и т.д.), которые не получили однозначного толкования ни в теории, ни на практике. В предлагаемой статье авторы предприняли усилия к их осмыслению и изложению своего взгляда на способы совершенствования действующей редакции закона.

В статье рассматриваются вопросы относимости минералов и иных природных образований к предмету преступлений, выражающихся в незаконном обороте драгоценных, полудрагоценных, цветных поделочных камней, с позиций геммологии, минералогии, уголовного и иного законодательства, науки, и связанные с ними проблемы квалификации таких преступлений. Делаются выводы теоретического характера, предложения по совершенствованию уголовного законодательства и практики его применения. Ответственность за незаконный оборот минералов и иных природных образований, имеющих в глазах общества повышенную ценность, установлена ст. 191, 192, а также 255 УК РФ (как в ч. 1, так и в ч. 2 этой статьи, содержащих самостоятельные основные составы преступления). Также минералы и иные природные образования могут выступать предметом хищений (ст. 158—164 УК РФ), приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем (ст. 175 УК РФ) и некоторых других преступлений.

Как показывает правоприменительная практика, основным законодательным средством в противодействии коррупционным преступлениям являются уголовно-правовые меры. Однако их разработка и последующее применение сопряжены с целым рядом проблемных ситуаций, связанных прежде всего с определением понятия коррупционного преступления, с классификацией названных преступлений, с определением видов уголовно-правовых мер противодействия коррупции и составляющим ее преступлениям, с уголовно-правовой оценкой коррупционных деяний.
Поэтому цель написания статьи заключается в выявлении и адекватной оценке указанных проблемных ситуаций, в разработке подходов к их разрешению, в определении путей и способов эффективного применения уголовно-правовых мер противодействия коррупционным преступлениям.

В статье исследуется проблема гармонизации международного и отечественного законодательства в сфере противодействия незаконному обороту наркотических средств и сходных с ними веществ, связанная с соотношением объектов наркопреступлений. Установлено, что с точки зрения международного и российского права указанные посягательства признаются многообъектными, так как они способны причинить вред множеству разнородных благ, охраняемых законом. При этом  сновным объектом названных посягательств предлагается считать здоровье населения (граждан) или общественное здоровье как состояние полного социально-экономического, физического, психического благополучия населения (граждан). Такого рода подход должен получить отражение в международном антинаркотическом законодательстве, положения которого изобилуют ссылками на самые различные по социальной природе блага, которые описываются в тексте соответствующих конвенций как равноценные. Показано, что в УК РФ перечень предметов преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств и сходных с ними веществ, шире чем в международном праве как по числу наркотических средств, так и по количеству психотропных веществ. Более того, в отечественном уголовном праве (в отличие от международного) предметом названных преступлений признаются аналоги наркотических средств и психотропных веществ. Делается вывод, что международное и национальное право должны разумно соотноситься в части количества закрепленных в специальных списках контроля наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров.

Коррупция как угроза национальной безопасности проникла уже практически во все наиболее значимые сферы жизни. И спортивная сфера здесь — не исключение. Первые свидетельства о коррупционных проявлениях в сфере спорта относятся к 300 г. до н.э., когда спортсменам Древней Греции по велению тренеров присуждали победу за соответствующую плату. С течением времени спорт эволюционировал. В настоящее время сложно представить себе жизнь без спорта в целом и спортивных соревнований в частности. С развитием спорта развилась и коррупция в нем. Данное обстоятельство вызвало реакцию международного сообщества и конкретных государств. Так, были приняты различные международные правовые акты, а также было дополнено статьями, направленными на борьбу с коррупцией в сфере спорта, уголовное законодательство ряда стран. Одними из первых ответственность за коррупцию в спортивной сфере установили Соединенные Штаты Америки (параграф 224 раздела 18 Свода законов, уголовные кодексы штатов). В 2017 г. было дополнено Уголовное уложение Федеративной Республики Германия параграфами 265c «Мошенничество в ставках на спорт» и 265d «Манипуляция на профессиональных спортивных соревнованиях».

В статье рассматривается проблема понимания примечаний к статьям о террористических преступлениях, в том числе проблема их идентификации в качестве добровольного отказа или деятельного раскаяния. В науке уголовного права так и не разрешена эта проблема, от которой, в свою очередь, зависит разрешение вопроса о применимости общей нормы о добровольном отказе к преступлениям террористического характера. Цель исследования — определить возможность и основания применения института добровольного отказа для оценки позитивного поведения лиц, причастных к совершению преступлений террористического характера. Автор применяет системный метод, а также частно-научные методы юридической герменевтики, формально-юридический метод. Рассмотрев нормативные, доктринальные и правоприменительные проблемы по теме, автор предлагает решение следующих спорных вопросов: какое назначение у добровольного отказа применительно к преступлениям террористического характера; как разрешается конкуренция ст. 31 и примечания к ст. 205 УК РФ; какова правовая природа у примечаний об освобождении от уголовной ответственности к статьям о других террористических преступлениях; существуют ли и какие особенности добровольного отказа применительно к преступлениям террористического характера.

Материал раздела подготовил: В. Н. Воронин, доцент кафедры уголовного права Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), кандидат юридических наук

Дмитрий Германович Тальберг (1853—1891) — российский ученый-правовед, криминалист, специалист в области уголовного права и уголовного процесса. Затронутые в статье проблемы остаются по-прежнему актуальными для российского права.

Текст проекта см.: Тальберг Дмитрий Германович. Похищение имущества по проекту нового Уголовного уложения // Юридический вестник. 1886. № 12. С. 654—666.

Эта статья составляет второй отрывок из замечаний, представленных автором в редакционную комиссию. Первый отрывок из тех же замечаний был помещен в предшествующей книге «Юрид. вестника».

Президентское кресло

Добровольный отказ от власти

Трон за любовь